Психологическая травма — это сложная и болезненная реакция человека на то или иное событие в его жизни. От травмы нельзя просто отмахнуться — она прочно укореняется в сознании, разрушает целостность «я» и приводит к серьезным проблемам на уровне тела и психики. Распознать травму, найти ее причины и «прожить» ее — долгий и сложный путь, который может длиться годами. На этом пути люди сталкиваются с одиночеством и опустошенностью, они нуждаются в поддержке и утешении.
Лучшее в телеграм: посмотреть
Книга «В плену у травмы. Как подружиться со своим тяжелым прошлым и обрести счастливую жизнь» подскажет, как распознать психологическую травму и вовремя прийти себе на помощь. Психолог и автор книги Марина Сойта откровенно делится своей историей и на личном примере показывает: как работать с комплексной травмой и ПТРС, на что обращать внимание при выборе специалиста, какие ежедневные практики помогают обрести точку опоры, найти выход болезненным эмоциям и побороть симптомы.
Проект «Мама может всё!» публикует отрывок из книги «В плену у травмы. Как подружиться со своим тяжелым прошлым и обрести счастливую жизнь».
***
Отношения со временем человека, знакомого с травмой, напоминают мне камчатские зимние бури — нулевая видимость, горизонта не видно, вокруг все ослепительно белое, и снег, лежащий на земле, сливается с небом и ледяным океаном. Земля, небо, вода — все выглядит единой сущностью, и нет никакого шанса различить их, кроме как продвигаясь на ощупь.
В мире травмы идет бесконечная война разных времен. Одно время атакует другое. Сначала наше прошлое нападает на наше настоящее (а оно утягивает за собой будущее: погибать — так вместе). Затем они меняются местами…
Возможность влиять на свое настоящее создает иллюзию всемогущества — будто мы всегда могли измениться. Будто изменения были всегда на расстоянии вытянутой руки от нас. Будто мы всегда могли изменить свое мышление и самих себя.
Работая в рамках когнитивно-поведенческой терапии, я часто наблюдала, как счастливое настоящее загоняет моих клиентов в ловушку. Я сама была в этой ловушке какое-то время. Это проявлялось в полном отчуждении от себя опыта моих юношеских лет.
Для псевдоосознанной меня это была не я. Для псевдоосознанной меня было недопустимо, что я могла так поступать с собой и своим телом. Для псевдоосознанной меня мое поведение было причиной обвинять себя, ругать себя, унижать себя. Для псевдоосознанной меня мое прошлое было врагом — и моя юная часть себя вместе с ним.
Счастливое настоящее вне принятия своего прошлого — это лишь промежуточный этап в работе с травмой. Я ярко помню одну из лекций в университете, которую нам читал Цезарь Петрович Короленко — один из основателей аддиктологии в России. Занятия с ним проходили в одной из психиатрических больниц Новосибирска. Он поделился с нами наблюдением, которое показалось мне удивительным: самым опасным этапом для людей, находящихся в тяжелом депрессивном состоянии, может быть момент, когда они начинают принимать антидепрессанты.
Меня это потрясло. Казалось бы, это должен быть момент победы над депрессией. Первым шагом к исцелению. Казалось бы, с приемом лекарств состояние должно постепенно улучшаться.
И это так; но также именно это может быть одним из самых опасных периодов в лечении депрессии, поскольку наша психика не успевает за нашим телом. Телесно мы можем чувствовать себя лучше; однако на когнитивном уровне мы все еще погружены в состояние безнадежности. Между телом и разумом возникает конфликт, и у нас появляются силы, — силы для суицида. Именно поэтому так важно работать как со своим телом, так и со своими убеждениями, мыслями, ценностями.
Мой отец покончил с собой после длительного лечения в стационаре. Возможно, это был тот самый период — когда ночь еще не закончилась, но первый утренний свет уже обрисовал очертания бесконечной боли и обреченности.
Жаль, он так и не встретил новый день. Мрачный предрассветный сумрак поглотил его вместе с его страданиями, оставив нам с сестрой лишь чужие воспоминания.
Исцеление состоит из многих этапов. И нам нужно пройти через каждый из них, запасаясь храбростью и стойкостью. Этап, когда прошлое и настоящее меняются местами, — это тоже лишь один из этапов пути. И если вы сейчас на нем, и если вы сейчас находитесь на уровне высокого функционирования в своем настоящем, но презираете себя в прошлом — я вижу вас. И самое главное — я вижу юные части вас. Те, кому сейчас как никогда важно сочувствие и принятие.
Я готова быть адвокатом для этих частей. Для этих юных людей, потерянных в опыте травмы. Для этих юных людей, оглушенных ответственностью за свое тело, за свою психику, за свою жизнь, которая приходит к нам с взрослостью. Для этих юных людей, которые заботятся о себе так, как их научили это делать, — путем отвержения, путем отрицания своих потребностей, путем хаоса, путем разрушения.
И если вы продолжаете общаться с ними так, как с вами общались в детстве, — возможно, это тот самый момент, который отрезвит вас.
Человек, которым вы были, не мог иначе. Он не мог иначе. Он не мог иначе. Он выживал так, как умел. Он справлялся так, как у него получалось. И именно благодаря этому человеку вы находитесь в своем счастливом настоящем. Именно он платил все те долги, которые его психика создала, пытаясь выжить.
Именно эта часть вас привела вас сюда. Она выжила.
Она справилась. Она смогла.
О внутреннем критике и других частях
Я долго придерживалась нейтральной концепции в работе с так называемым внутренним критиком. Некоторые терапевтические подходы предлагают игнорировать его. Некоторые — ставить его на место. Некоторые — разбирать когнитивные искажения, которые проскальзывают в его речах.
Раньше я предлагала вам смотреть на него как на отзвук голосов других людей и постепенно освобождать себя от их влияния. Я упускала одну важную вещь: теплую связь с этой частью себя.
Но теперь я думаю о нем иначе — и, возможно, этот взгляд поможет и вам.
Поскольку я выросла с сестрой, пусть мы и не были близки, мне нравится метафора частей как сиблингов, братьев и сестер. Любящих друг друга сиблингов — это ключевое.
Представьте себе картинку: двое детей, младший и старший, внезапно остались одни в опасной ситуации, в которой им угрожает беда. Старший в попытке позаботиться о младшем попытается изобразить из себя родителя, основываясь на его понимании того, что происходит — и что он может сделать здесь и сейчас.
Мы можем увидеть разные сценарии.
Например, старший приобнимет младшего, спросит:
«Тебе страшно?» — и сам же ответит: «Мне тоже страшно, но я рядом с тобой, я о тебе позабочусь, крепче держи меня за руку, мы справимся».
Или же он поступит иначе: прикрикнет на младшего
«Ну-ка не хнычь, нельзя плакать… Иначе тебя заметят», а сам побежит с кулаками на обидчика.
А может, он скажет: «Быстро бежим отсюда, не копайся» — и потащит ревущего и сопротивляющегося младшего за руку подальше от опасной ситуации.
Или он скажет: «Давай сыграем в игру — на счет раз-два-три тебе нужно спрятаться», если поймет, что с обидчиком им не справиться.
Или, в конце концов, если трагическая развязка неизбежна, он, скрывая слезы, прошепчет: «Закрой глаза и представь, что тебя нет, что все это происходит не с тобой».
Все это может помочь им выжить. Но все это трав- мирует каждого из них. Если вы видите своего внутреннего критика как кого-то больше себя — вы начинаете его бояться. Но если вы видите перед собой храброго, изобретательного, сильного, но травмированного ребенка — скажите, какие у вас возникают чувства?
Например, девочку, которая стащила мамину помаду и старается выглядеть старше, чем она есть на самом деле. Или мальчика, который примеряет папин костюм и тонет в нем, но принимает деловой вид.
Они попали в опасную ситуацию не по своей вине. Это не зависело от них. Они были над этим не властны. Они справились как смогли. Они выжили — и помогли выжить младшему ребенку. И если никто не помог им оправиться после пережитого, если они не попали в среду, в которой обрели поддержку и смогли восстановить- ся после пережитого ими ужаса, — то оба, и младший и старший, застревают в своих реакциях.
То, что старший ребенок отчаянно пытается быть взрослым и хочет защитить младшего, не делает его зрелым. И главное, это не делает его злодеем. А теперь представьте, что вместо того, чтобы поблагодарить старшего за его храбрость, вы начинаете его ругать и отвергать. Вы начинаете его ненавидеть. Вы начинаете с ним сражаться. Тогда вы тоже превращаетесь в обидчика, от которого ему приходится защищаться снова и снова.
По этим причинам создание нежного диалога с самим собой может быть значимой частью исцеления от травмы. Сопереживание и принятие — это важно. Вы можете найти более подробные идеи о том, как ставить их в центр своей жизни, в самых разных терапевтических подходах — целью этой книги является позиционирование последствий травмы как стремления к выживанию, и если вам близок этот взгляд, множество профессионалов в сфере ментального здоровья готовы поддержать вас на пути исцеления, используя самые разные маршруты.
